Где выход?

Я проработала в Доме культуры лет пять, когда меня поставили на должность директора. Для меня это было полной неожиданностью, и кроме страха и недовольства я никаких других чувств не испытывала. Но моего желания никто не спрашивал, пришлось тянуть эту лямку целых семь лет.
Случай это произошел в начале моей «карьеры». Одним из подразделений ДК была художественная мастерская. Находилась она недалеко от Дома культуры, за музыкальной школой. Но, тем не менее, она была как бы и не на виду.
И вот повадилась там собираться «тёплая» компания, то есть, любители выпить, причём в рабочее время. В этот своеобразный «клуб по интересам» входили три художника, наш баянист, учитель музыкальной школы (с консерваторским образованием!) и еще несколько алкашей со стороны.
Мы со старшим художником разгоняли пьяниц, своим устраивали разносы, лепили выговоры – бесполезно.
Однажды утром я пришла с заседания из райкома партии, получив массу «ценных» указаний. Села за стол в кабинете и пригорюнилась. Все только требуют, а помощи никакой! Надоело! Устала! Уволюсь к чёртовой матери!
И тут раздаётся телефонный звонок. Звонит старший художник и сообщает об очередном сборище в мастерской. Один справиться не может. Я бегом туда. Двое честно малюют плакаты, остальные расслабляются винцом. От злости я даже голос не смогла повысить. Только велела пьянчугам сейчас же зайти ко мне в кабинет. И вышла из мастерской, хлопнув дверью.
Мужики пришли, расселись у стеночки на стульях. Пять лоботрясов смотрят на меня преданными глазами! Некоторые из них мои ровесники, другие старше меня. Ну, какой у меня авторитет у такого контингента? Начала говорить по-хорошему, но видя, как великовозрастные дяденьки скучающе смотрят в потолок, перешла на крик:
— Сколько можно, мужики? Жены ваши жалуются каждый день! Семьи-то свои пожалейте! Ведь дети вас видят в таком скотском состоянии! – сама испугалась своего крика, сбавила децибелы: — Остаётся одно: оформлять вас всех в ЛТП (лечебно — трудовой профилакторий, кто не знает). Какое там лечение, знаю прекрасно, у меня муж нарколог. Сделают из вас дураков и импотентов. Зато семьи отдохнут, пока вы там «лечитесь»!
Смотрю, одного художника пробило. В глазах слёзы, руки дрожат. И остальные присмирели. Так бы я их и отпустила, если бы наш баянист всё не испортил. Он встал, посмотрел на часы:
— Ну что, Люд, закончила лекцию о здоровом образе жизни? Очень полезная информация! Спасибо! – он театрально поклонился. – Пошли, мужики! Водка стынет!
Мои эмоции выплеснулись, как раскаленная лава из вулкана. Я схватила телефонный справочник и что было сил, треснула им по столу.
— А ну, сидеть! – прошипела я, чувствуя, как кровь отливает от лица. – Прибью, гадов, только шевельнитесь! – я схватила телефонную трубку и лихорадочно набрала номер гаража.
— Николай Александрович, подгоняй автоклуб к ДК, срочно!
Гараж у нас рядом, так что машина появилась через минуту.
— А теперь встали, и дружненько пошли в автобус. — Что удивительно, никто, даже баянист, не сопротивлялся. Сели.
— В поликлинику, Николай Александрович! В наркологический кабинет. Всё. Шутки кончились!
Водитель, мужчина пред пенсионного возраста и совершенно непьющий, сплюнул:
— Тьфу! Это же на всю жизнь позор! Опомнитесь, ребята! Неужто бутылка дороже всего?
«Ребята» заметно помрачнели. Володя, который еще в кабинете едва не разревелся, тут захлюпал носом. Второй художник, тоже Владимир, начал уговаривать меня, взывать к моей совести. И другие стали хором говорить, что пить больше на работе не будут. Клялись, кто чем мог.
Я до самой поликлиники не проронила ни слова. Внутри полыхал пожар. Мы вошли в поликлинику, народу было море. Поднялись на третий этаж, и пошли как сквозь строй к наркологическому отделению. Мои мужички совсем сникли, брели гуськом, сцепив руки за спиной, как уголовники в тюрьме. И я сзади, как надсмотрщик… Все на нас пялятся, стыдоба! Остановились у дверей в наркодиспансер. Оттуда вышла знакомая медсестра. Мы с ней отошли в сторону, и я рассказала о своей беде. В руках у неё была ручка и кипа карточек. Она, поглядывая в сторону моих подопечных, сделала вид, что пишет. И они смотрели на нас с нескрываемым страхом.
Простившись с медсестрой, я скомандовала своим алкашам возвращаться в автобус. Они шли, понуро опустив головы. Ну, не смогла я довести дело до конца! Подыграла мне медсестричка, и только!
— Теперь на вас будут заведены карточки. Один мой звонок в диспансер – и загремите под фанфары! Только увижу поддатыми на работе, или хоть одного вашего дружка в мастерской, можете вещички собирать. Разговор окончен.
Нет, этот спектакль не излечил никого из мужиков окончательно. Правда, на работе они больше не пили. И посторонних художники перестали пускать в мастерскую. Но кончался рабочий день, а с ним и моя власть. Обидно, ведь все мастера своего дела, а пьянство никому из них не позволило чего-то добиться в жизни.