А телиться когда будет?

Этот курьез случился еще при Союзе, когда мама моя, ныне покойная — пусть земля ей будет пухом — работала дояркой на ферме. Тогда механическое доение только-только вводить начали, потому часть группы у доярок была на ручном доении. А от того и количество голов не должно было превышать 32-35 голов. Но бывали случаи, когда уходила какая то доярка и тогда ее группу расформировывали, а коров ректалили и раздавали по оставшимся группам. Неохотно доярки брали таких коров, но деваться некуда: их и покормить надо, и подоить. Сразу для тех, кто не знает, объясню, что ректалить — это значит проверить корову — яловая она или стельная. Яловая — это как бесплодная женщина.
Вот случилось так, что одна группа осталась без доярки. Да и группа не слишком хорошая, молока мало надаивала доярка, много коров таких, что только на мясо и годятся. Но до того времени, как на мясокомбинат везти, еще месяца полтора или два оставалось. Решили группу расформировать. Приехал главный ветврач колхоза ректалить да делить коров. На каждую доярку приходилось по 5 дойных коров и по 1-2 яловых безмолочных. Маме попала одна яловая. Корова крупная, большая, красавица просто по кличке Ромашка. Даже жалко такую на мясо сдавать, да что поделать — яловая, молока дает чуть больше пол-литра в сутки. Ветврач Иван Борисович для уверенности еще раз проректалил — яловая.
Забрала мама эту корову, привела в группу, поставила к тем, что один раз доятся. Ну и каждый день утром идет к ней, как на расстрел: доить руками ее надо, под аппарат не дается, а выдоить надо. И время для этого уходит, и силы ради тех 0,5 л. Проходит месяц, мама по прежнему ее «тянет». Тут приезжает ветврач, повторно ректалит, чтобы ошибки не было. «Яловая, говорит. Да еще и больная похоже: вон как ее раздуло, и детородный орган опух. Через два дня машина придет, готовь ее на сдачу.» И решила мама ее больше не доить. За два дня ничего с ней не случится. На следующий день приходит на работу, как глянула на Ромашку — испугалась: вымя раздутое, сама как гора стоит, топчется, ревет. Мама к вымени — течет с нее что-то типа молока, да только густое какое-то, чисто тебе молозиво, только розовое, как с кровью. Испугалась матушка моя, за ведро и — доить. Надоила полное 12-литровое ведро. Думает, что с молоком делать: оно и молоко на молоко не похоже, густое слишком и красноватого цвета. И телятам его не отдашь, и на сдачу вроде бы не годится, а вылить просто на землю — жалко. Махнула рукой, процедила раз-другой да и в бидон, что на молокозавод отправляли, вылила, а сама дальше пошла коров доить. Уже больше половины группы подоила, когда соседка, что через проход работает зовет маму: «Надя, ты яловую свою сдоила? А молоко куда дела?» «Тебе какое дело? — отвечает мама». «А чем теленка поить будешь? Твоя яловая отелилась!» Мама возвращается к Ромашке, а та и вправду стоит, теленка облизывает. Ну мама теленка, естественно, забрала, Ромашку в ряд дойных перевела. Приходит ветврач бригады, спрашивает у доярок, как дела, нет ли жалоб. И к маме подходит. «Да как, — отвечает она. — У меня корова отелилась.» «Какая? — спрашивает врач. „Ромашка. — мама отвечает“. „Так она же яловая?“ „А она испугалась, что ее на мясо сдадут, вот и отелилась.“ Доярки все со смеху покатились. А Ивану Борисовичу, когда он после этого случая говорил, что корова яловая, всегда задавали один и тот же вопрос: „А телиться когда будет?“