Ночь живых мертвецов
Автор: Людмила
- Просмотров: 811
- 3 комментария
История эта случилась в нашей родной деревне. А одной из участниц этой страшилки была моя старшая тётка. Меня тогда и в проекте ещё не было. А тётя Нина была красивой девушкой, заводилой среди подружек. К тому же она умела играть на семиструнной гитаре и балалайке, так что ни одни деревенские посиделки не обходились без неё.
Теперь (чтобы всё было понятно) надо немного рассказать о нашей деревне. Представьте себе глухомань, тьму-таракань, самую-самую глубинку – так вот это и была наша деревушка. Мне думается, что Зыков, основатель деревни, был беглым каторжником. Будь он нормальным переселенцем, так думал бы в первую очередь об удобном расположении поселения – чтобы была река или озеро, выпасные луга, плодородные земли, леса и прочее. У нас из всего этого был только лес, с трёх сторон окружавший деревню. Будто бы Зыков мечтал лишь об одном — спрятаться поглубже, понадёжней. Даже огороды выходили тылом прямо в лес. Перелез через изгородь – вот тебе и грузди, и костяника.
А с четвертой стороны деревушку поджимало довольно большое болото. В то время, о котором пойдет речь, оно уже наполовину высохло, только кочки, поросшие осокой, напоминали о его существовании. Правда, в дождливые годы, промахнувшись ногой мимо кочки или поскользнувшись, можно было по пояс искупаться в болотной жиже.
Старые люди рассказывали, что раньше болото несколько раз специально поджигали, потому что там было змеиное логово. Но гады всё же (уже и в моё время) иногда появлялись в деревне.
Так что, желающих добровольно скакать по кочкам, не было. Да и занят деревенский люд от темна до темна, не до баловства.
Неширокая дорога, наезженная телегами, бежала между колхозной фермой и болотом, в двух километрах от фермы находилось старое кладбище, потом дорога вела через овсяное поле и лес в соседнюю деревню со странным и смешным названием Мендерка.
В эту самую Мендерку и намылились однажды летним субботним вечером зыковские девчата. Туда обещали привезти кинопередвижку, а потом молодежь устраивала танцы. Наши парни идти с девчонками отказались наотрез. Мало того, они ещё и обиделись на них «за предательство».
Девчата нарядились, как могли, и как позволяло послевоенное время, прошли через всю нашу деревушку с песнями, чтобы ещё больше уязвить парней. Пели по тёткину балалайку, которую она прихватила с собой.
Домой из Мендерки возвращались уже за полночь. От луны было светло, хоть иголки собирай, как в песне поется. Дорогой разговаривали, вспоминали кино и танцы под патефон в деревенском клубе. Девчата миновали овсяное поле, справа в призрачном свете луны показалось кладбище. Все невольно сбавили шаг и притихли. Чтобы подбодрить подруг моя тётка перекинула в руки висевшую за спиной на атласной ленте балалайку, тренькнула по струнам и во весь голос затянула: «Ах ты, сукин сын, комаринский мужик!» Девушки начали подтягивать, сначала робко, потом все смелее. Кто-то уже и приплясывать начал.
И тут одна из них завизжала громко и пронзительно, дергая подруг за руки и показывая на кладбище. А кладбище словно ожило. Из могил поднимались фигуры в белом и, пританцовывая под звуки балалайки, двигались к дороге.
Что тут началось! Крики, слёзы, молитвы. Вспоминали и маму, и Боженьку, и крест животворящий, и всех ангелов небесных. Бежать! Но, куда? Покойники вот-вот дорогу в деревню перегородят! Остаётся только одно — болото! И девчата, не сговариваясь, помчались по кочкам прочь от кладбища. Лето, на беду, было в том году мокрым. Когда они, наконец, форсировали болото, то и сами уже были похожи на кикимор – в грязи, в болотной тине.
Из-за собственных криков они не слышали, как парни, сообразив, что шутка получилась слишком жестокой, кричали им: «Девки, да мы это! Мы!!! Куда вас понесло? Утопните к лешему!» — но в болото не полезли, боясь еще больше напугать девчонок.
Когда девушки ушли одни на танцы, кому-то из парней и пришла в голову мысль таким образом проучить гордячек. Спрятались между могилами, а как только заслышали девичьи голоса, скинули верхнюю одежду и остались в одном исподнем – нижних рубахах да кальсонах. Так и выкатились на дорогу.
Утром родители дивились – с чего это все деревенские девки в воскресенье с раннего утра постирушки учинили?
Я уже была взрослая, когда крёстная рассказала мне эту историю. Насмеявшись до слез, я спросила: «А змеи-то как? Вы ни одной не встретили, что ли?»
Тетка махнула рукой: «Да от таких диких криков и топота, если и были там гадюки, так от страха передохли!»
Теперь (чтобы всё было понятно) надо немного рассказать о нашей деревне. Представьте себе глухомань, тьму-таракань, самую-самую глубинку – так вот это и была наша деревушка. Мне думается, что Зыков, основатель деревни, был беглым каторжником. Будь он нормальным переселенцем, так думал бы в первую очередь об удобном расположении поселения – чтобы была река или озеро, выпасные луга, плодородные земли, леса и прочее. У нас из всего этого был только лес, с трёх сторон окружавший деревню. Будто бы Зыков мечтал лишь об одном — спрятаться поглубже, понадёжней. Даже огороды выходили тылом прямо в лес. Перелез через изгородь – вот тебе и грузди, и костяника.
А с четвертой стороны деревушку поджимало довольно большое болото. В то время, о котором пойдет речь, оно уже наполовину высохло, только кочки, поросшие осокой, напоминали о его существовании. Правда, в дождливые годы, промахнувшись ногой мимо кочки или поскользнувшись, можно было по пояс искупаться в болотной жиже.
Старые люди рассказывали, что раньше болото несколько раз специально поджигали, потому что там было змеиное логово. Но гады всё же (уже и в моё время) иногда появлялись в деревне.
Так что, желающих добровольно скакать по кочкам, не было. Да и занят деревенский люд от темна до темна, не до баловства.
Неширокая дорога, наезженная телегами, бежала между колхозной фермой и болотом, в двух километрах от фермы находилось старое кладбище, потом дорога вела через овсяное поле и лес в соседнюю деревню со странным и смешным названием Мендерка.
В эту самую Мендерку и намылились однажды летним субботним вечером зыковские девчата. Туда обещали привезти кинопередвижку, а потом молодежь устраивала танцы. Наши парни идти с девчонками отказались наотрез. Мало того, они ещё и обиделись на них «за предательство».
Девчата нарядились, как могли, и как позволяло послевоенное время, прошли через всю нашу деревушку с песнями, чтобы ещё больше уязвить парней. Пели по тёткину балалайку, которую она прихватила с собой.
Домой из Мендерки возвращались уже за полночь. От луны было светло, хоть иголки собирай, как в песне поется. Дорогой разговаривали, вспоминали кино и танцы под патефон в деревенском клубе. Девчата миновали овсяное поле, справа в призрачном свете луны показалось кладбище. Все невольно сбавили шаг и притихли. Чтобы подбодрить подруг моя тётка перекинула в руки висевшую за спиной на атласной ленте балалайку, тренькнула по струнам и во весь голос затянула: «Ах ты, сукин сын, комаринский мужик!» Девушки начали подтягивать, сначала робко, потом все смелее. Кто-то уже и приплясывать начал.
И тут одна из них завизжала громко и пронзительно, дергая подруг за руки и показывая на кладбище. А кладбище словно ожило. Из могил поднимались фигуры в белом и, пританцовывая под звуки балалайки, двигались к дороге.
Что тут началось! Крики, слёзы, молитвы. Вспоминали и маму, и Боженьку, и крест животворящий, и всех ангелов небесных. Бежать! Но, куда? Покойники вот-вот дорогу в деревню перегородят! Остаётся только одно — болото! И девчата, не сговариваясь, помчались по кочкам прочь от кладбища. Лето, на беду, было в том году мокрым. Когда они, наконец, форсировали болото, то и сами уже были похожи на кикимор – в грязи, в болотной тине.
Из-за собственных криков они не слышали, как парни, сообразив, что шутка получилась слишком жестокой, кричали им: «Девки, да мы это! Мы!!! Куда вас понесло? Утопните к лешему!» — но в болото не полезли, боясь еще больше напугать девчонок.
Когда девушки ушли одни на танцы, кому-то из парней и пришла в голову мысль таким образом проучить гордячек. Спрятались между могилами, а как только заслышали девичьи голоса, скинули верхнюю одежду и остались в одном исподнем – нижних рубахах да кальсонах. Так и выкатились на дорогу.
Утром родители дивились – с чего это все деревенские девки в воскресенье с раннего утра постирушки учинили?
Я уже была взрослая, когда крёстная рассказала мне эту историю. Насмеявшись до слез, я спросила: «А змеи-то как? Вы ни одной не встретили, что ли?»
Тетка махнула рукой: «Да от таких диких криков и топота, если и были там гадюки, так от страха передохли!»