Устами младенца

Так уж получилось, что до семи лет я жила в захудалой деревушке у деда и бабушки. В деревне, признанной позднее неперспективной, совершенно не было работы
Потому мои родители и уехали в большое село. А меня с ними не отпустила бабушка – пока устроятся, пока жилье найдут, пока… Словом, эти «пока» и длились целых семь лет.
Как потом рассказывали родные, говорить я начала рано, в десять месяцев. Но, конечно, помню из раннего детства далеко не все. Не помню, пела ли мне бабушка колыбельные. А вот что сказки рассказывала – это да, помню. Дед у меня был первым грамотеем на деревне, а вот бабушка грамоте не обучена была. Могла только фамилию свою печатными буквами нацарапать. Зато сказок она знала очень много. И что удивительно, почти дословно рассказывала Пушкинскую сказку «О рыбаке и рыбке»! Откуда она её знала? Теперь думаю, что младшие тетки, тогда еще школьницы читали вслух.
Эту сказку я любила больше всех. Сколько раз её бабушка рассказывала, одному богу известно. Как потом оказалось, не только мне нравились сказки. И девчонки засыпали под негромкий голос матери, и дед проваливался в сон под очередную сказку жены.
Мне было уже года три тогда. В тот зимний вечер мы с бабушкой устроились спать на теплой печке, юные тётушки улеглись на полатях, а дед лег внизу, на кровати. Все ждали сказку. Выбор был за мной.
— Про рыбку расскажи! – потребовала я.
— Да сколько же можно? Сто раз уж рассказывала! Давай другую расскажу!
— Нет, про рыбку хочу!
— Жили-были старик со старухой у самого синего моря… — Бабушкин голос журчал, словно ручеёк по камушкам, размеренно и спокойно. У всех начали слипаться глаза, только мне не спалось. И когда дело опят закончилось разбитым корытом, меня прорвало:
— Ну и дурак твой старик! Прямо зла не хватает!
— Это почему же? – встрепенулась бабушка.
— А чего он всё для старухи-то просит? Она, что ли рыбку словила? Пошёл бы к рыбке да сразу бы попросил новую старуху!
В сердцах я отвернулась от бабушки и сразу уснула. Девчонки корчились от сдерживаемого хохота, но громко смеяться боялись – а вдруг отца разбудят. Но тут снизу послышался смех деда. И уж тогда тётушки загоготали во всё горло.
-Тьфу ты, холера вас возьми! – выругалась бабушка и стала спускаться с печи. Подошла к столу, запалила керосиновую лампу, потрогала стоящий на плите чайник – горячий ещё. — Поднимайтесь, чаёвничать будем!
С тех пор, как только заворчит бабушка (а поворчать она любила, хоть и была добрейшим человеком), дед сразу:
— Александра, угомонись, а то поймаем с внучкой золотую рыбку да попросим новую старуху!